Только я задремала, пришла СМС-ка: «Плохой секс: не выспался, упал и сунул... :(» Вот же придурок. Пишет с «Т-9» и не проверяет. Ответила ему: «Прочти сам, что написал». Тут же в ответ: «Прости. Не секс, а рейс, не сунул, а уснул»... Да я уж и сама это все вычислила… Но сна теперь ни в одном глазу.

В детстве я часто просил бабушку рассказать мне о Последней войне. Она отмалчивалась, вздыхая, кивала на мелкие сопки отрогов уральских гор, видневшиеся вдали, и старалась перевести разговор на что-то другое. Если же я настаивал, бабушка непременно повторяла, поправляя седые волосы, собранные в тугой пучок на затылке, что плохо помнит то время, ведь было это так давно, да и сама Последняя война обошла ее стороной. Бабушку и маму, тогда совсем маленькую девочку, сразу же после объявления угрозы радиоактивного заражения Поволжья, эшелоном отправили сюда, в Лабытнанги. Так что ей почти нечего вспоминать. Вот только руки выдавали бабушку: пальцы начинали беспокойно трястись, словно у нее начинался новый приступ, и если я продолжал расспрашивать, в дело, обыкновенно, вмешивалась мама. Она уводила меня прочь, к любимым игрушкам; и там, среди деревянных лошадок и пластмассовых кубиков, я забывал свои вопросы, с головой погружаясь во всякий раз новые игры, что придумывала она.

Был поздний вечер. Уже стемнело. На почти пустынных улицах одиноко светили фонари. Шёл проливной дождь. Редкий автомобиль проезжал по превратившимся в реки улицам, имея перед собой бурун как заправский гоночный катер. Одинокие и редкие прохожие, блестя мокрыми спинами плащей и куполами зонтов, спешно перебегали от одного укрытия к другому и исчезали в конечном пункте своего путешествия по, ставшим неуютными, улицам своего города. В тёмном переулке, чёрной дырой отходившем от ярко освещённого пространства улицы, шла пара, которая, казалось, не обращала внимания на ливень.
- Здорово. Полный улёт. Это бомба. Да, бомба, - говорил очень худощавый молодой человек. Он был явно сильно возбуждён. Его конечности, голова и всё тело непрерывно двигались, создавая впечатление полной развинченности. Его спутник наоборот был невозмутимо спокоен и по сравнению с ним был настоящим гигантом, раза в три толще Развинченного, хотя и был одного с ним роста и всего лишь в меру упитанным. Оба они не ...

Он сидел на веранде и наблюдал за уходящей вдаль гладью воды. И хотя от ближайших поселений его отделяли километры океана, этот учёный влиял на весь мир больше, чем кто-либо другой. Ещё никому не удавалось проводить такие невероятные эксперименты, какие проводил этот гений.

После Великого Потрясения девяностых годов Иван не пошел торговать семечками или сникерсами, как это вынуждены были сделать многие его товарищи. Он остался в своем случайно уцелевшем «ящике», который, хотя и пережил несколько экономических торнадо, но больше напоминал теперь не ящик, а разбитое корыто. Символической зарплаты хватало для удовлетворения первичных потребностей, зато у него было достаточно времени, чтобы заниматься тем, что уже много лет заполняло всю его жизнь – информацией.
Конечно же, Иван изучил за последние годы все основные научные труды по информации от Шеннона и Винера до Хакена и Чернавского. Кроме этого, он буквально заставил себя на всякий случай прочитать опусы о торсионных полях, «тонких» структурах, нашумевшие публикации Гэри Шварца и много другой околонаучной чепухи.
В результате стала вырисовываться парадоксальная тенденция: чем больше серьезные ученые исследуют сущность информации, тем менее понятным становится ее смысл. Задумавшись над этим ф